Монгольский фонд ИВР РАН насчитывает более 9 тыс. ед. хр. и является старейшим и крупнейшим собранием монгольских рукописных и ксилографированных книг за пределами Монголии и Китая. В состав фонда входят, кроме монгольских, сочинения на ойратском «ясном письме» (более 500, см. [Яхонтова 2014а]), двуязычные тибетско-монгольские сочинения и словари, а также несколько словарей, кроме монгольского, включающих маньчжурский, китайский и санскрит. Есть в фонде и печатные доски для ксилографической печати.

Бóльшая часть фонда (кроме текстов и отдельных листов, поступивших из Тибетского фонда после 2007 г.) описана в трехтомном каталоге А.Г. Сазыкина [Сазыкин 1988; 2001; 2003] [1].

Начало фонду было положено в 1720 г., когда в библиотеку Кунсткамеры поступили первые монгольские рукописи, найденные в развалинах буддийского монастыря Аблай-хит/хийд на Иртыше [Dorn 1846, c. 2] (как показали исследования А.В. Зорина, Аблай-хийд был не единственным источником первых поступлений тибетских и монгольских рукописей в Кунсткамеру [Zorin 2015]). После 1818 г. эти материалы были переданы в Азиатский Музей (да-лее — АМ) вместе с рукописями и ксилографами из коллекции И. Иерига, также доставленными в Санкт-Петербург в XVIII в. [Jährig 1796]. Последние составляют I коллекцию фонда.

С этого времени и вплоть до 1955 г. [2] в АМ поступили еще 43 коллекции монгольских письменных материалов, доставленные отечественными восто-коведами практически из всех частей обширнейшей территории расселения монгольских племен — от Халхи до Поволжья и от Южной Монголии до Бурятии (об истории формирования Монгольского фонда ИВР РАН см. [Пучковский 1954, c. 90‒100; Сазыкин 1988, c. 10‒17; Sazykin 1995, p. 6‒16; Кульганек 2008]).

Коллекции эти различны по объему — от одного пекинского ксилографированного издания, числящегося в VII коллекции, до 475 рукописей и ксилографов, переданных в АМ из Казанской духовной академии в конце 1927 г. [АМ — ЛО ИВ АН 1972, с. 549; Носов 2014]. Отличаются коллекции и по своему составу. Так, если на стадии формирования Монгольского фонда АМ туда доставлялось все, что могло быть приобретено в записи на монгольской графике (см., например: [Зире Е.Ф.]. Список монгольским и калмыцким книгам и рукописям, хранящимся в Азиатском музее Академии наук, по хронологическому поступлению их в состав библиотеки Азиатского музея. Март 1891 // АВ ИВР РАН. Разр. 1. Оп. 3. Ед. хр. 61), то позже стал проводиться уже более тщательный, целенаправленный подбор монгольских письменных источников.

Особенно явственно это проявилось в конце XIX — начале XX в., когда в АМ стали поступать коллекции таких известных российских монголоведов, как К.Ф. Голстунский, А.М. Позднеев, А.Д. Руднев, Ц.Ж. Жамцарано, Б.Я. Владимирцов. Они во многом отражали интересы исследователей, и потому не удивительно, что в указанных коллекциях представлены наиболее ценные в научном отношении, зачастую редкие, а порой и уникальные памятники монгольской старописьменной словесности.

Этим, в частности, объясняется и то обстоятельство, что среди рукописей и ксилографов, доставленных в АМ до 1955 г. и образовавших так называемую старую часть Монгольского фонда, объединившую 3305 ед. хр., находим почти все имеющиеся в фонде исторические сочинения монгольских народов, материалы об их административной и хозяйственной деятельности, сборники степных законов, словари. Много здесь рукописных памятников монгольской оригинальной и переводной литературы. Только в старой части фонда можно обнаружить записи эпоса и фольклора. (Краткий обзор старой части фонда с указанием наиболее ценных рукописей и ксилографов см. [Владимирцов 1920]; более подробные сведения о тематическом многообразии старой части фонда см. [Пучковский 1954, с. 101‒127]. Обзор обеих частей фонда см. [Сазыкин 2000].) Большую работу по инвентаризации старой части фонда проделала Т.П. Горегляд. Подготовленная ею инвентарная опись во многом способствовала успешной работе по составлению каталога монгольских рукописей и ксилографов из собраний Института.

Существенно отличается по своему составу новая часть фонда (шифр Q). Формирование этой части было начато в 1970 г. из рукописей и ксилографов, выделенных при разборке Тибетского фонда Института. Инвентаризацию этих материалов начал венгерский ученый Д. Кара во время его трехмесячного пребывания в Ленинграде в 1979 г. Он успел обработать всего 439 ед. хр. Работа была продолжена А.Г. Сазыкиным, который инвентаризировал все остальные (более трех с половиной тыс.) ед. хр. В 2007 г. в Монгольский фонд были переданы из Тибетского фонда все двуязычные тибетско-монгольские тексты, а также некоторое количество монгольских и ойратских разрозненных листов и целых текстов (около 1 тыс. ед. хр.). Их инвентаризацию под шифром Q провела А.А. Сизова. В настоящее время под шифром Q числится более 5 тыс. ед. хр. Преимущественно это каноническая, догматическая, обрядовая и религиозно-нравственная литература. Широко представлены также всевозможные гадательные и медицинские справочники, филологические работы, «шаманские» молитвы [Сазыкин 1981].

Значительную часть новых поступлений составляют пекинские и бурятские ксилографированные издания. В результате фонд обладает представительной коллекцией ксилографов на монгольском языке, позволяющей существенно расширить наши знания об истории монгольского книгопечатания.

О деятельности пекинских печатных дворов по изданию литературы на монгольском языке хорошо известно благодаря монографии В. Хайссига [Heissig 1954] и опубликованным позже каталогам и описаниям зарубежных коллекций монгольских старописьменных материалов.

В собрании фонда, располагающем 210 пекинскими изданиями, имеются не все издания, учтенные в работах зарубежных востоковедов. Но в то же время здесь хранится не менее 20 пекинских изданий, отсутствующих в других коллекциях. Среди них можно назвать фрагменты ксилографа XIV в., найденные П.К. Козловым в развалинах субургана в Хара-Хото [№ 5026; Munkuyev 1970; Kara 2003]; уникальное ксилографированное издание гимнов в честь бодхисаттвы Манджушри в переводе Аюши-гуши [№ 2389; Владимирцов 1918, c. 1553; Кара 1972, c. 145–146]; два издания «Панчаракши» («Пять покровителей») [№ 2453, 2457], одно из которых тоже содержит перевод Аюши-гуши; «Сутру золотого блеска», напечатанную в 1659 г. [№ 2433]; неизвестное прежде издание 1723 г. сборника сутр и тарни (заклинаний) «Сундуй» [№ 3250]; 16-томное издание 1734 г. «Стотысячного Юма» [№ 2622].

Еще более полезным фонд может оказаться для изучения истории бурятского ксилографирования, начиная с первых попыток наладить в дацанах издание книг в первые десятилетия XIX в. [Сазыкин 1987а] и до издательского бума последней трети XIX — начала XX в. [Rinchen 1959; Сазыкин 2004а]. Ценность коллекций Монгольского фонда для этих целей отмечал в свое время Б.Я. Владимирцов в предисловии к подготовленному им описанию монгольских материалов, поступивших в музей от А.Д. Руднева, где в значительной мере были представлены как раз бурятские ксилографы [Владимирцов 1918, c. 1549]. С тех пор собрание бурятских печатных изданий на монгольском языке значительно пополнилось, и в настоящее время в Монгольском фонде ИВР РАН хранится до 3 тыс. экз. бурятских ксилографов и лито-графий ― это более 500 различных изданий [Сазыкин 2004а].

Интересная страница в истории монгольского книгопечатания связана с историей ксилографирования у западных монголов (ойратов) и калмыков. Еще относительно недавно существовало мнение, что ойраты вовсе не издавали книг печатным способом и вся их литература бытовала исключительно в рукописном виде [Лауфер 1927, c. 27]. На самом же деле первые ксилографы на заяпандитовском «ясном письме» появились еще в начале 40-х годов XVIII в. при джунгарском хане Галдан-Цэрене. Именно тогда были изданы ойратские версии таких значительных канонических текстов, как «Восьмитысячный Юм», «Сутра золотого блеска», «Алмазная сутра» («Ваджраччхедика») [Лувсанбалдан 1975, c. 113–118]. С крушением Джунгарского ханства надолго прекратилось и издание ойратских книг, и только в начале ХХ в. была сделана попытка вновь наладить печатание ксилографов на «ясном письме» [Ринчэн 1966, c. 66].

В настоящее время известно о 15 ксилографированных изданиях на «ясном письме», большинство которых находится в собраниях Улан-Батора [Лувсанбалдан 1975, c. 112–122]. В фонде Института хранится пять ойратских ксилографов, причем два из них имеются только в этом собрании [№ 2680, 3433]. Кроме того, выявлены деревянные матрицы л. 2 и 8 ойратского ксилографа [№ 2492], содержащего включенную в Ганджур покаянную молитву [Ligeti 1942, № 255], печатный текст которой еще не обнаружен [Кара 1972, c. 173, прим. 70, табл. 10; 1988, c. 36].

Наименее изученной пока остается история собственно монгольского ксилографирования. В каталогах и описаниях зарубежных коллекций встречаются единичные экземпляры чахарских и ургинских ксилографов на монгольском языке. Несколько лучше монгольские ксилографы представлены в фонде, где удалось выявить 12 таких изданий, среди которых канонические «Сутра золотого блеска» [№ 2450] и «Алмазная сутра» [№ 2649], комментарии к «Субхашите» Сакья-пандиты [№ 218] и к «Лам-риму» Цзонхавы [№ 4139], биографии Цзонхавы [№ 5026] и Чахар-гэбши Лубсан-Чултима [№ 4423], история буддизма в Монголии [№ 4317].

Похоже, издание ксилографированных книг в Монголии получило все же большее распространение, чем это предполагалось ранее, однако оно по своим масштабам, несомненно, уступало пекинскому и бурятскому книгопечатанию, да и появление большинства известных ныне монгольских изданий относится к довольно позднему времени, т.е. к концу XIX — началу ХХ в. Так, полезные сведения об издательской активности одного из халхаских монастырей в конце XIX в. приведены Р. Отгонбаатаром [Отгонбаатар 1989].

Ксилографированные монголоязычные издания содержат преимущественно буддийские тексты. Первые монгольские переводы канонических сочинений появились уже в XIV в. С началом распространения буддизма в его тибетском реформированном виде монгольские литераторы активно принялись за переводы сочинений, включенных в состав Ганджура и Данджура. Особенно активно такая деятельность развернулась в конце XVI — XVII в., т.е. еще до окончательного формирования монгольского классического письменного языка. Поэтому понятен интерес филологов-монголоведов к переводам той поры, сохранившим следы монгольского доклассического письменного языка.

Переводы выполнялись в разных, порой весьма удаленных друг от друга уголках Северной и Южной (Внутренней) Монголии, а также у западных монголов (ойратов) и бурят. В результате можно нередко обнаружить несколько монгольских переводов одного и того же канонического сочинения. Причем некоторые переводы представлены порой немалым числом ксилогра-фированных и рукописных копий, тогда как другие сохранились в единичных рукописных экземплярах.

В фонде Института имеется несколько уникальных рукописей, содержащих малоизвестные монгольские переводы сочинений, включенных в состав буддийского канона. Можно назвать, например, «Тарпа чэнпо» («Великий освободитель») в переводе Алтангэрэл убаши [№ 2813], «Сутру о Вималакирти» в переводе Эргилуа Ринчина [№ 2782; Kara 1982], остающийся пока анонимным перевод «Алмазной сутры» [№ 2651; Сазыкин 1999; Sazykin 1999], одну из небольших канонических сутр в переводе ойратского Зая-пандиты Намхай-Джамцо [№ 2776], а также перевод сутры «Найман мингату», сделанный, по-видимому, им же на монгольский, а не на ойратский язык [№ 2639; Ямпольская 2014].

Ценными источниками для изучения рукописных редакций монгольского Ганджура являются разрозненные листы, атрибутируемые как принадлежащие к трем разным рукописным копиям Ганджура [№ 2629, 2630, 2644, 2921–2929; Алексеев и др. 2014; Ямпольская 2015]. Они относятся к самым ранним поступлениям в фонд из монастыря Аблай-хийд и датируются пред-положительно XVII в.

Рукописи и ксилографированные издания канонической литературы являются, как правило, одним из важнейших источников для изучения буддийской иконографии, поскольку именно канонические сочинения чаще всего украшались изображениями божеств и буддийских святых. Многообразие иллюстративного материала к одному каноническому тексту можно увидеть на примере имеющихся в фонде рукописей и ксилографов «Стотысячного Юма» («Сутры праджняпарамиты в сто тысяч шлок»).

Это сочинение, занимающее в Ганджуре 12 томов [Касьяненко 1993, № 524–535; Ligeti 1942, № 746–757], на монгольский язык было переведено в 1620 г. Ширэгэту гуши цорджи. В 1714 г. в Пекине появилось его первое, 12-томное, издание [№ 2621]. Спустя 20 лет был напечатан упомянутый выше 16-томный ксилограф «Стотысячного Юма» [№ 2622]. Кроме этих изданий в фонде есть еще четыре 12-томные рукописи сочинения, три из которых иллюстрированы. Таким образом, в собрании ИВР РАН находится пять иллюстрированных экземпляров сутры, в каждом из которых помещен свой особый пантеон, отличный от всех остальных [Сазыкин 1988в]. При этом миниатюры рукописей существенно разнятся и по технике исполнения, и по своим художественным достоинствам. Так, если в одной из рукописей [№ 5072] помещены грубоватые, непрофессионально выполненные рисунки, единственным достоинством которых является то, что на них помещены лики вполне реальных исторических персонажей — Цзонхавы, Далай-ламы, Панчен-ламы и пяти монгольских хубилганов, то в другой рукописи [№ 2624] (см. К 24) все миниатюры выполнены с высоким профессиональным мастерством и художественным вкусом [Sazykin 1996].

Неплохо представлена в фонде буддийская обрядовая и богослужебная литература. В ее состав входят руководства по совершению обрядов созерцания буддийских божеств, описания обрядов «лама-йога» и «гуру-йога», обрядов жертвоприношения «трем драгоценностям» и ламам-наставникам, а также обрядов вероисповедания, чтения тарни и магической формулы «мани». Это также переводы тибетской «Книги мертвых» [№ 3173–3180, 3183–3189] и выписки из нее, рукописные руководства к буддийскому обряду «пхо-ба», способствующему скорейшим счастливым перерождениям [№ 3206, 3207, 3213, 3214, 3219].

К этой же категории следует отнести и сборники текстов, используемых в повседневных монастырских службах. Издание такой литературы для нужд многочисленных монгольских монастырей было налажено в Пекине уже в конце XVII — первой половине XVIII в. Например, имеется шесть изданий сборника «Сундуй», в том числе два редких, датируемых XVII в. [№ 3249–3254; Зорин, Сизова 2013], сборник переводов литургических текстов, используемых в практике тибетского монастыря Даший-Лхунбо [№ 3225], и два других объемистых свода молитв, гимнов и благопожеланий [№ 3222, 3224].

Подобная литература широко распространялась среди монгольских буддистов и в рукописном виде. В фонде хранится, например, не менее 30 рукописей, в которых помещены такие полезные в повседневной жизни скотовода заклинания, как извлеченные из «Сундуя» тарни, оберегающие скот от болезней и падежа, ограждающие от клеветы и злословия, избавляющие человека от болезней и преждевременной смерти.

В фонде находится также более 400 рукописных экземпляров отдельных молитв, магталов (гимнов), ёролов (благопожеланий), а также до 30 сборников, в которых в самых разных сочетаниях и количестве представлены эти поэтические образцы буддийской письменной словесности.

Необходимо отметить, что в фонде есть большое число рукописных копий, выполненных с печатных изданий. Они, как правило, не представляют особого интереса для изучения истории монгольской книги. Однако копии могут сослужить добрую службу в тех случаях, когда ксилограф до нас не дошел и о его существовании можно узнать только из колофонов его руко-писных копий. Так, в собрании ИВР РАН обнаружена полная рукописная копия «Сундуя» конца XVII в. (возможно 1673 г.) [№ 3255; Sazykin 1999a; Зорин, Сизова 2013] и известного пока лишь по неполному экземпляру, также имеющемуся в фонде [№ 3254].

Буддийская догматика представлена несколькими пекинскими и бурятскими изданиями большого [№ 4105, 4107, 4108, 4109] и малого [№ 4106, 4110, 4111] «Лам-рима» Цзонхавы, а также уникальной монгольской рукописью, заключающей в себе текст этого сочинения в переводе ойратского Зая-пандиты [№ 4112] (публикацию текста и перевод первой части большого «Лам-рима» по Агинскому изданию сочинения на монгольском языке [№ 4107] см. [Цыбиков 1910–1913]).

Большую часть комментариев, одного из весьма любимых монастырскими литераторами жанров, составляют пекинские [№ 4132, 4135, 4138] и бурятские [№ 4133, 4134] издания комментариев все к тому же «Лам-риму» Цзонхавы. Кроме того, здесь есть несколько комментариев к каноническим сутрам [№ 4234–4237], буддийским поучениям и молитвам [№ 4238, 4239].

К числу догматических сочинений следует отнести буддийский катехизис «Тонилхуи-йин чимег», как в полной [№ 4143, 4144], так и в краткой редакции [№ 4147, 4148, 4150–4155], а также серию текстов с изложением основ буддийского учения о спасении и способах обретения святости, среди которых есть, например, наставление о греховности страстей, изложенное в форме притчи [№ 4207–4211], буддийское учение о добродетели в форме сутры [№ 4204] и описание деяний, ведущих к рождению в раю Сукавади [№ 4200, 4202, 4203].

Располагает фонд коллекцией сочинений по буддийской космологии. Наибольшим числом рукописей представлены два из них — «Чихула хэрэглегчи» («Необходимо нужное») в переводе Манджушри ширегету гуши цорджи [№ 4049–4058] и «Эрдэни шастр» («Драгоценная шастра») в переводе Зая-пандиты Намхай-Джамцо [№ 4062–4070]. Три ойратские рукописи заключают в себе сочинение «Йиртинцу-йин толи» («Зеркало вселенной»), также содержащее соответствующие представлениям буддистов сведения о происхождении и строении Вселенной [№ 4071, 4073, 4074].

Имеются в фонде рукописные и ксилографированные описания отдельных частей буддийского мира — легендарной северной страны Шамбала [№ 4081, 4083] и западного рая Сукавади [№ 4084–4092, 4095], хранится выполненное на большом листе бумаги (188×120 см) графическое изображение части Вселенной (земного мира и небесных сфер) [№ 4101; Успенский 1988, c. 192] (см. К 22), следующее «ламаистским традициям, но в китайском стиле» [Кара 1972, c. 109] Агиографическая литература представлена 30 пекинскими и бурятскими ксилографами. Есть и не менее 40 рукописей, среди которых наряду со столь типичными для монгольской старописьменной литературы копиями и выписками из печатных изданий находятся редкие экземпляры, сохранившие имена малоизвестных монгольских переводчиков.

Одним из первых в Пекине в 1712 г. был напечатан «Мани гамбум», сборник легенд о деяниях бодхисаттвы Авалокитешвары и тибетского царя Сронцзангампо, почитавшегося перерождением этого бодхисаттвы, в переводе ойратского Зая-пандиты [№ 4363]. Этот перевод еще дважды переиздавался в Пекине в 1718 [№ 4364] и 1736 [№ 4365] гг., а затем в конце XIX в. был отпечатан в бурятском Чицановском дацане [№ 4366]. В одной из рукописей этого сочинения, обнаруженной среди материалов новой части фонда и датируемой XVII в. [№ 4370], имеется колофон, в котором названы в качестве переводчиков Цокту мэргэн убаши и Чултим-лодой родом из Абаги, имеющий титул Манджушри дархан ламы [Kara 1973]. Последнему принадлежит и один из монгольских переводов жизнеописания Падма Самбхавы («Падмакатан»), рукопись его поступила в АМ в составе второй коллекции П.Л. Шиллинга фон Канштадта [№ 4384]. Другой монгольский перевод биографии Падма Самбхавы, выполненный Донруб-хэлэмурчи, в начале XVIII в. был напечатан в Пекине [Heissig 1954, № 25], и в настоящее время экземпляры этого издания имеются во многих коллекциях монгольских рукописей и ксилографов, в том числе и в собрании Института [№ 4381].

Кроме того, в фонде хранятся печатные издания жизнеописаний Будды Шакьямуни [№ 4360], Атиши [№ 4390–4392], Марпы [№ 4357], Цзонхавы [№ 4401–4403], Миларайбы [№ 4399, 4400], Нейджи-тойна [№ 609]. Имеются здесь и пекинские ксилографы биографии Далай-ламы VII [№ 4412], автобиографии первого [№ 4417; Sagaster 1967] и биографий второго и третьего пе-кинских джанджа-хутухт [№ 4418, 4419].

Есть в собрании Института и биографии ургинских хутухт [Позднеев 1880] [3]. Все они, как и известные нам по фонду материалы об истории распространения буддизма в Халхе, оставались почти всегда в рукописном виде [№ 584–605].

В отличие от житийной литературы, содержащей перечисления множества прежних перерождений высших лам и описания чудесных способностей буддийских святителей, в рамках монгольской письменной словесности появилось жизнеописание, совершенно лишенное каких бы то ни было буддийских фантазий и дающее к тому же подробные, достоверные сведения об истории монголов XVII в. Речь идет о биографии ойратского Зая-пандиты Намхай-Джамцо. Этот ценнейший историко-биографический памятник представлен двумя рукописями, которые были найдены, приобретены и в конечном итоге сохранены для науки известными собирателями монгольских старописьменных памятников А.В. Бурдуковым [№ 612; Сазыкин 1999а] и А.М. Позднеевым [№ 613].

В фонде хранится немалое число и других ценных памятников монгольской историографии. Все они учтены в описании Л.С. Пучковского [Пучковский 1957, № 1–111]. Монгольские летописи всегда привлекали особое внимание исследователей, и потому большинство их к настоящему времени изучено и опубликовано. Самым излюбленным объектом исследований на протяжении почти полутора столетий неизменно остается «Сокровенное сказание монголов» («Тайная история монголов»), представленное в фонде переложением на монгольскую письменность монгольского текста, записанного в транскрипции китайскими иероглифами, и смысловым переводом на монгольский язык этого памятника, выполненными в 1917 г. Цэнд-гуном [Пучковский 1957, № 1; Успенский 1993] (см. G 79).

Важным источником по истории монголов XV — первой половины XVII в. является летопись Саган Сэцэна «Эрдэнийн тобчи» («Драгоценный свод»), которая в фонде представлена пятью рукописями [Пучковский 1957, № 7–11], в том числе рукописью, использованной И.Я. Шмидтом для издания [Schmidt 1829] (см. F 188).

Хранятся в фонде такие памятники монгольского летописания XVII в., как «Алтан тобчи» («Золотой свод») [Пучковский 1957, № 2–5; Гомбоев 1858] и «Шара туджи» («Желтая история») [Пучковский 1957, № 13, 14; Шастина 1957; Цендина 2017], летописи XVIII–XIX вв., среди которых следует отметить «Ганга-йин урусхал» («Течение Ганга») Гомбоджаба [Пучковский 1957, № 20; 1960], «Болор эрихэ» («Хрустальные четки») Рашипунцуга [Пучковский 1957, № 23–25], «Эрдэни-йин эрихэ» («Четки из драгоценностей») Ишибалдана [Пучковский 1957, № 30] и Галдан-тусалакчи [Пучковский 1957, № 37–41], «Субуд эрихэ» («Жемчужные четки») Гончиг-джаба [Пучковский 1957, № 45].

Обладает фонд коллекцией бурятских летописей и родословных, почти не встречающихся в зарубежных рукописных собраниях. В их числе находим летописи хоринских бурят Д. Тарбаева [Пучковский 1957, № 57–62], Т. Тобоева [Пучковский 1957, № 63–66; Поппе 1935, с. 1–47; 1940, с. 1–39], В. Юмсунова [Пучковский 1957, № 67–69; Поппе 1935, c. 49–172; 1940, c. 41–107], Ш. Хобитуева [Пучковский 1957, № 71–80; Казакевич 1935, c. 1–92], летопись селенгинских бурят Д. Ломбоцэрэна [Пучковский 1957, № 93–95; Поппе 1936], летопись Ц. Сахарова по истории баргузинских родов [Пучковский 1957, № 100; Востриков, Поппе 1935, c. 51–66] и ряд других материалов по истории бурят XIX в.

Значительно скромнее представлены письменные источники по истории ойратов (следует учесть, что такого рода материалы в большинстве других рукописных собраний отсутствуют вовсе). Среди них есть такие ценные источники, как «История ойратов» Габан Шараба [Пучковский 1957, № 101–103] и сказание о походе халхаского Шолой убаши хун-тайджи против ойратских князей [Пучковский 1957, № 108; Голстунский 1864, c. 1–7; Гомбоев 1858, c. 213–224; Козин 1947, c. 91–104].

Большой редкостью в собраниях монгольских рукописей и ксилографов являются материалы по истории Тувы [Самдан 2000]. Поэтому единственная в фонде рукопись, содержащая сведения об административном устройстве и правлении в Туве за время со второй половины XVIII до конца XIX в., представляет несомненный интерес [Пучковский 1957, № 265; Бурдукова 1993].

В описании Л.С. Пучковского учтено большинство находящихся в фонде письменных материалов, имеющих отношение к праву и административному устройству монголов, бурят и ойратов. Особую научную ценность среди них представляют списки сочинения «Цаган тухэ» («Белая история»), авторство коего приписывается Хубилаю [Пучковский 1957, № 112–114], рукописные сборники монголо-ойратских законов 1640 г. «Их цааз» («Великое уложение») [Пучковский 1957, № 260; Голстунский 1880; Дылыков 1981] и монгольских законоуложений XVIII в. «Халха джирум» («Халхаские порядки») [Пучковский 1957, № 115, 116; Жамцарано 1965]. Поступили в фонд два полных комплекта «Уложения Палаты внешних сношений» в монгольском переводе, изданные в 1817 и 1826 гг. [Пучковский 1957, № 119, 120], и мон-гольское ксилографированное издание «Уложения автономной Монголии» [№ 641] (см. F 544).

Материалы по бурятскому праву включают несколько «Уложений» хоринских и селенгинских родов [Пучковский 1957, № 211–213, 220, 221, 230–234, 238, 242–246], «Устав об управлении сибирских инородцев» 1822 г. [Пучковский 1957, № 247], «Свод степных законов кочевых инородцев Восточной Сибири» 1841 г. [Пучковский 1957, № 248], «Положение о ламах 1853 г.» [№ 677]. Хранятся в фонде «Проект устава бурятского духовенства», подготовленный в 1832 г. П.Л. Шиллингом фон Канштадтом [№ 680], составленный Б. Барадийном «Проект положения о ламах» 1905 г. [№ 689] и собрание других материалов о положении забайкальских бурят в XIX — начале XX в.

Интересны и разнообразны подборки монгольских и бурятских административных документов и официальных отношений, а также документы о внешних сношениях и пограничных делах, часть которых датирована тридцатыми годами XVIII в. [Пучковский 1957, № 177–188].

Среди материалов, включенных в старую часть фонда, заслуживает внимания и коллекция грамот и писем (до 200 ед. хр.). В этой коллекции находятся, в частности, иллюстрированная грамота-свиток Алтан-хана тумэтского, датированная 1580 г. [№ 2281; Позднеев 1895] (см. Fol. 6), охранная грамота Петра I купцу Спиридону Ливакосову от 1697 г. [Пучковский 1957, № 264, рис. 11], копия так называемой «грамоты вдовы Дармапаловой», написанной квадратным письмом Пагба-ламы [№ 2279]. Есть здесь также письма калмыцких ханов Аюки [№ 1128; Sazykin 1987] и Цэрин-Дондуба [№ 1094, 2290] начала XVIII в. Большинство же писем было написано в XIX — начале XX в. и адресовано О.М. Ковалевскому [№ 997–1089; Шастина 1956], Г. Гомбоеву [№ 970–990] и А.В. Бурдукову [№ 950–969].

Собрание писем, адресованных российским монголоведам (ничего подобного нет в других монгольских рукописных коллекциях), замечательно тем, что со всей очевидностью показывает исключительно доброжелательные и даже дружеские отношения, неизменно устанавливавшиеся у российских востоковедов с населением монгольских, бурятских и калмыцких улусов [Шастина 1965]. Такие контакты, несомненно, способствовали успешной работе исследователей и, в частности, много помогали им в поисках и приобретении наиболее ценных для науки памятников монгольской письменности.

Так, например, в коллекции А.В. Бурдукова (32 ед. хр.) находим тексты таких монгольских эпических сказаний, как «Повесть о Хане Харангуй» [№ 1], «Легенда о царевиче Догшин Чингил» [№ 5], «Дайни Курлю» [№ 7]. Исключительно благодаря содействию А.В. Бурдукова Азиатский Музей получил полный текст биографии ойратского Зая-пандиты, рукопись ойратской версии «Двадцати пяти сказок Волшебного мертвеца» [№ 253, 255; Владимирцов 1923; 1958], монгольский рукописный сборник рассказов из «Панчатантры» [№ 221; Владимирцов 1921; 1925; Panchatantra 1965].

Внес свой вклад Бурдуков и в пополнение записей «Гэсэра» (всего 31 ед. хр.) [№ 11–41; Lörincz 1972]. Это произведение героического эпоса монголов известно прежде всего по пекинскому изданию 1716 г., содержащему семь глав [№ 11; Heissig 1954, № 35; Козин 1935; 1936; Шмидт 1836]. Рукопись Бурдукова включает восемь глав [№ 17]. В Монгольском фонде есть две рукописи, в которые вошла еще одна дополнительная (9-я) глава [№ 16; Бобровников 1855]. Эти дополнительные 8-я («Оживление богатырей») и 9-я («Сражение с Андулма-ханом») главы чаще все же бытовали у монгольских народов независимо от пекинской версии. Так, были выявлены отдельные рукописи 8-й [№ 27] и 9-й [№ 34–36] глав, а также монгольские и ойратские рукописные версии, в которых две эти главы помещены вместе [№ 29–32; Образцы 1938, c. 124–169], есть и так называемая «версия Номчи-хатун» из 12 глав [№ 14]. В одной из южномонгольских рукописей содержатся 13-я и 15-я главы [№ 33; Образцы 1938, c. 170–195]. Кроме того, в фонде хранятся запись бурятского «Гэсэра» [№ 39] и монгольский перевод тибетского «Лин Гэсэра» [№ 260].

Благодаря трудам отечественных монголоведов фонд пополнился записями 8-й [№ 8] и 9-й [№ 9] глав ойратского (калмыцкого) эпического сказания «Джангар». Публикации этих рукописей [Голстунский 1864, c. 38–74; Позднеев 1911, c. 143–168; Бобровников 1855, c. 99–128; Козин 1940; Erdmann 1857] положили начало джангароведению, одному из направлений современного монголоведения.

Из других записей эпических сказаний монгольских народов остается упомянуть разысканную и опубликованную Г.Д. Санжеевым рукопись «Повести о Хане Харангуй» [№ 3; Санжеев 1937] и две рукописи, доставленные в АМ Б.Я. Владимирцовым, одна из которых содержит ойратскую версию той же «Повести о Хане Харангуй» [№ 2], а другая — ойратскую былину «Бум эрдэни» в записи на старомонгольском письме [№ 4; Владимирцов 1923а, c. 55–102].

Цикл эпических сказаний о Чингис-хане представлен в фонде «Поэмой о двух скакунах Чингиса» [№ 42–48; Образцы 1938, c. 60–74], «Беседой мальчика-сироты с девятью урлюками Чингиса» [№ 49–54; Позднеев 1900, c. 42–47; Шастина 1971], «Повестью о мальчике на черном быке» [№ 59–63] и несколькими другими сборниками поучений Чингиса, среди которых чаще всего встречается сборник «Оюун тульхур» («Ключ разума») [№ 66–83; Yakhontova 2000], имевший у монголов необычайную популярность и послуживший образцом для позднейших подражаний [Яхонтова 1994; 1998].

Особо следует отметить огромную работу российских монголоведов по собиранию и записи бурятского и калмыцкого фольклора. Более других в этом преуспели Г.С. Лыткин, К.Ф. Голстунский, А.М. Позднеев, Ц.Ж. Жамцарано. Большую часть фольклорных записей ученые делали либо по-русски, либо с помощью академической фонетической транскрипции, и потому все эти материалы находятся ныне в Архиве востоковедов ИВР РАН [Кульганек 2000]. В фонде же хранится только то, что было зафиксировано на старомонгольском или ойратском письме. Лучше всего представлено песенное творчество монгольских народов (46 ед. хр.): от записей отдельных песен до сборников, содержащих от 3 до 140 песен [№ 131–174, 423 (3, 7–9), 2214, 2215; Кульганек 1985; 2014а; Kulganek 1999].

В собрании сказок (17 ед. хр.) [№ 84–95, 2202–2206] есть только один сборник, числящийся в коллекции К.Ф. Голстунского и известный по публикации А.М. Позднеева [Позднеев 1886; 1892]. Все остальные рукописи содержат записи отдельных сказок, преимущественно калмыцких, но есть и одна монгольская [№ 85; Носов 2015].

Имеются в фонде сборники пословиц, поговорок, афоризмов, загадок (16 ед. хр.) [№ 96–109, 2207, 2208; Кульганек 2010, с. 84–99; 2014], а также записи застольных и приветственных речей (26 ед. хр.), большинство которых было сделано Ц. Жамцарано во время поездки в Южную Монголию в 1910 г. [№ 110–130, 2209–2213].

Хорошо представлены в коллекции и так называемые «шаманские» рукописи. Описание 70 образцов «шаманской» лирики из старой части фонда опубликовано в 1932 г. [Поппе 1932]. Со времени выхода в свет этой работы количество рукописных материалов по указанной тематике в фонде удвоилось: наибольшее число поступивших рукописей (шифр Q) вошло в разделы «Культ огня» (20 ед. хр.), «Культ тэнгриев» (19 ед. хр.), «Культ земель и гор» (11 ед. хр.).

Интересны сравнительно небольшие разделы «Культ Чингис-хана» [Поппе 1932, c. 169–173, № 1–8] и «Культ императоров» [Поппе 1932, c. 173–174, № 1, 2], в которых представлены зачастую уникальные письменные образцы. В первую очередь это копия так называемой «Золотой книги» («Алтан дэбтэр»), снятая Жамцарано «с единственного оригинала, хранящегося в секрете при гробнице Чингиса в Ордосе» [Поппе, с. 173, № 8; Жамцарано 1961] (см. С 281). Не меньшую редкость представляют и другие тексты, скопированные Жамцарано в Эджен-Хоро. Отдельного упоминания заслуживает совсем небольшая коллекция из 11 рукописей [№ 1270–1280] (см. С 143), содержащих описание обряда призывания души умершего; она является, тем не менее, наиболее полным в мире собранием записей этого издревле распространенного среди монгольских на-родов обряда [Sarközi 1996, c. 275–285; Sarközi, Sazykin 2004].

Различны по времени и месту происхождения хозяйственные и административные документы, включенные в собрание: например, фрагмент рукописи XIV в. с записью о распределении овец [№ 854; Бира 1988, c. 19], средневековый документ с распиской в получении пшеницы, найденный П.К. Козловым в Хара-Хото [№ 860; Cleaves 1955] (см. G 106), еще один документ XIV в. о споре по поводу земельной собственности монастыря [№ 864; Кара 1972, c. 170–171, прим. 28]. Можно найти запись повинностей по шабинскому ведомству за 1867 г. [№ 861], копии официальных писем настоятеля кобдоского монастыря Тумэн Амурджигулукчи [№ 862, 863], приходно-расходные книги монастыря Даши-Чоймпил [№ 868–883], материалы о бурятских дацанах (списки лам и послушников, реестры монастырского имущества, хозяйственные записи и т.д.) [№ 885–900, 2289].

В литературной части фонда лучше всего представлены переводы индо-тибетской литературы. Отметим пять ксилографированных изданий «Субхашиты» [№ 208–212] и два издания сборника сказок «Комментария к Субхашите» [№ 218, 219; Ёндон 1989, c. 76–154], три ксилографированных и одно литографированное издание сказок «Комментария к капле аршана, питающей людей» [№ 199–202; Ёндон 1989, c. 16–75], три издания «Комментария к „Улигерун ном“» [№ 355–357] и два сборника рассказов «Комментария к „Алмазной сутре“» [№ 364, 365; Ёндон, Сазыкин 1998]. Есть пекинские и бурятские издания «Повести о Лунной кукушке» [№ 261, 262] и «Повести о Молон-тойне» [№ 311, 313].

Однако наиболее значительная и интересная часть монгольской переводной литературы заключена в рукописях. В единственных рукописных экземплярах дошли до нас ойратская версия «Повести о Молон-тойне» [№ 316; Яхонтова 1999] и монгольская версия этой повести в переводе Алтангэрэл-убаши [№ 312; Lörincz 1982]. Среди рукописных и ксилографированных экземпляров популярной у монголов «Повести о Чойджид-дагини» обнаружена уникальная рукопись перевода южномонгольского литератора Лубсан-лиг-шад-дарджая [№ 318; Сазыкин 1990а].

Немалое распространение среди монголов получили и переводы китайских романов и повестей. Первые из них появились в XVIII в., а к началу XX столетия насчитывалось уже не менее 70 монгольских переводов китайской прозы. Появление монгольских переводов китайских романов и повестей в собрании Института тоже приходится на довольно позднее время. Почти все они были доставлены в первые десятилетия ХХ в. За весь XIX в. поступила единственная рукопись, переданная в 1864 г. в АМ в составе коллекции рукописей и ксилографов Азиатского департамента МИД России [№ 406; Рифтин, Семанов 1981, c. 247–248]. В настоящее время в фонде имеются рукописные переводы двух повестей [№ 401, 402 (1), 405; Руднев 1904] и 15 ро-манов, в том числе «Путешествие на Запад» [№ 383], «Пьяный монах» [№ 384–387], «Чжун-дагини» [№ 388], «Возвышение в ранг духов» [№ 389]. Большинство рукописей с переводами китайских романов было доставлено в АМ Ц.Ж. Жамцарано, А.В. Бурдуковым и Б.Я. Владимирцовым из Пекина и Монголии. Ни в бурятских, ни в ойратских рукописях мы не обнаружили ни одного перевода китайской прозы. Таким образом, очевидно, что эта литература получила далеко не повсеместное распространение среди монгольских народов. Тем не менее, китайская литература оказала несомненное влияние на творчество монгольских авторов XIX столетия.

Одним из самых ранних таких произведений может быть признана «Повесть о Нарану-Гэрэл». Первоначальная ее редакция, рукописный экземпляр которой сохранился в фонде [№ 327; Образцы 1938, c. 218–258; Сазыкин, Ёндон 1987; Сазыкин 2015, с. 79–137], обнаруживает китайское литературное влияние. Впоследствии текст сочинения был существенно переработан в соответствии с традициями буддийской дидактической повествовательной литературы, многие столетия доминировавшей в письменной словесности монголов [Sazykin 1988; Сазыкин 2015, с. 44–59, 68–78].

Что касается вклада монгольских авторов в создание оригинальной, собственно монгольской старописьменной литературы, следует признать, что он был весьма скромен. Такое положение, по мнению Ц. Дамдинсурэна, объяснялось тем, что «монгольские писатели не так уж обращали внимание на то, чтобы сочинять самим. Многие из них всю жизнь занимались только перево-дами» [Damdinsürüng 1959, c. 14]. Все же отметим, что произведения тибетской повествовательной литературы, попав на монгольскую почву, не всегда оставались в своем первоначальном виде, а порой существенно перерабатывались и дополнялись. К числу таких монгольских обработок можно отнести прозо-поэтическую версию «Повести о Чойджид-дагини», в которой в трех дополнительных сценах суда Эрлик-хана появляются персонажи, неизвестные тибетской версии сочинения [№ 320 (1), 2240; Сазыкин 1990а, c. 70–74; 1997; Heissig 1972, c. 122–126], а также сборник 22 рассказов о пользе «Алмазной сутры», где к традиционным для тибетской версии сборника 15 главам прибавлены совершенно новые рассказы [№ 364]. К произведениям, созданным в рамках старописьменной монгольской литературы, вероятнее всего, относится «Повесть о Гусю-ламе» — небольшое сочинение на сюжет путешествия в ад, появившееся в Бурятии не ранее конца XVIII — начала XIX в. [Список 1905, c. 057]. Эта повесть, не зафиксированная в каталогах европейских коллекций, в фонде представлена девятью экземплярами и в том числе восемью бурятскими рукописями [№ 331–337, 2242; Sazykin 1982] и единственной известной ныне калмыцкой рукописью на «ясном письме» [№ 338; Sazykin 1997; Ойратская версия 2017]. Описание путешествия героя или героини в ад, наличествующее во всех перечисленных рукописях, относится к отдельному, широко распространенному в монгольской литературе сюжету видения ада [Сазыкин 2004].

В фонде представлены рукописные образцы монгольской авторской поэзии: стихи Гунга-дзу гэгэна из Ордоса (Ишидандзинванджила) [№ 179–182, 2216], частично иллюстрированный сборник шуточных стихов Хульч-Сандага [№ 183], стихи ордосского поэта Кешигбату [№ 185], стихотворный сургал (поучение) «Бумажная птица» Равджая [№ 175–178]. В числе бурятских авторов, чьи стихи имеются в фонде, — хамбо-лама Галсан Чойраб, написавший стихотворную молитву о благоденствии и долголетии императора Александра II, изданную ксилографическим способом в Эгитуевском дацане [№ 3760], и ширетуй (настоятель) Агинского дацана Тугултуров, сочинивший в 1903 г. молитву о многолетии императора Николая II и всего царского рода [№ 3726; Список 1905, c. 055, № 15]. Еще одним автором стихотворной молитвы о благоденствии этого же императора стал ученый лама Лобцан Джамцо Бадзарон [№ 3761], составивший ее «по поводу созыва Государем Императором Николаем II-м мирной конференции в Гааге» [Список 1905, c. 071, № 10].

Кроме этих небольших стихотворных молитв есть целая поэма бурятского ламы Намдула, написанная в 1896 г. по случаю восшествия на престол Николая II [№ 193]. Лама описывает впечатления от посещения обеих российских столиц, подробно рассказывает о достопримечательностях, в числе которых, например, петербургский ботанический сад и зоопарк [Damdinsürüng 1959, c. 541–548; Кульганек 2014а]. В колофоне этой изящно исполненной рукописи указано также имя писца — Агван Даржаев (Agvang Darjai). По всей ви-димости, это бурятский лама Агван Доржиев, известный своим активным участием в политике России в Центральной Азии, а также неустанными трудами на благо учения Будды, о чем он подробно поведал в стихотворной автобиографии на тибетском и монгольском языках [№ 614–616; Сазыкин, Цендина 2003].

Буддийская литература религиозно-нравственного содержания, вошедшая в состав фонда, насчитывает более 300 ед. хр. Среди них пекинские издания поучений первого пекинского Джанджа-хутухты [№ 4627] и одного из хубилганов ургинских Джебцзун Дамба-хутухт [№ 4619], пекинское, монгольское и два бурятских издания наставлений, данных Дхармаракшитой Атише [№ 4633–4636].

Существует на монгольском языке менее распространенная проповедь самого Атиши, к настоящему времени обнаружены две рукописи на ойратском «ясном письме» (см. [№ 4644]; вторая рукопись находится в собрании Института языка и литературы Монгольской Академии наук [Лувсанбалдан 1975, c. 211, № 0031]), еще три рукописи монгольской версии этой проповеди в переводе ойратского Зая-пандиты выявлены пока только в фонде Института [№ 4641–4643].

Только по двум старым монгольским рукописям, поступившим в АМ в первой половине XIX в. в составе коллекций И. Иерига и П.Л. Шиллинга фон Канштадта, можно теперь судить о содержании еще одного поучения, перевод которого был выполнен все тем же Зая-пандитой Намхай-Джамцо [№ 4657, 4658].

Имеется в фонде немало и других наставлений тибетских и монгольских лам, в числе которых поучения «Букет белых лотосов» Соднам-дагвы [№ 4659–4661], поучения в форме беседы старца с юношей, составленные Гунтан-гэгэном [№ 4682, 4683], стихотворные поучения алашаньского лхарамбы Агвандандара [№ 4691–4697] и поучения в форме послания отца к сыну абагинского Ноян-гэгэна (Равджая) [№ 4698–4700].

Значительно больше в фонде сочинений религиозно-нравственного содержания, принадлежащих перу бурятских авторов. Основную их часть составляют небольшие сочинения бурятских лам. Особенно много работ настоятеля Агинского дацана Доржи Данжинова, написавшего серию брошюр [Сазыкин 1992а; Čoyiǰilsürüng 1959] о недопустимости убийства живых существ [№ 4929, 4930], необходимости почитания старших и родителей [№ 4901–4905, 4916, 4917], необходимости усердного изучения сказанного Буддой и наставлений высших буддийских иерархов [№ 4701, 4702]. Дидактические сочинения бурятских лам посвящены популярному изложению учения о десяти «черных грехах» и десяти «белых добродетелях» [№ 4706, 4707, 4712–4715] и их влиянии на судьбу живых существ [№ 4742–4747]. Есть также наставления о достойном поведении женщин [№ 4910–4912], о порядке проведения празднеств и недопустимости употребления мяса во время пиршеств и жертвоприношений [№ 4934, 4937], о пагубности пристрастия к азартным играм [№ 4947], к водке [№ 4948–4955; Ёндон, Сазыкин 1986; Bawden 1976] и табаку [№ 4962, 4965–4969].

Религиозно-нравственные проповеди часто распространялись и в виде «посланий» высших лам буддийской церкви, как, например, послания далай-лам и панчен-лам с осуждением пьянства [Ёндон, Сазыкин 1984] и курения [Сазыкин 2001; Сазыкин 1988б; Sazykin 1998a]. Обнаружены в фонде две рукописи и бурятский ксилограф первой половины XIX в., содержащие антишаманскую проповедь трех монгольских лам [Сазыкин 1988а]. О борьбе с шаманскими верованиями буддийских проповедников в XVII в. в Монголии сказано в биографиях Нейджи-тойна [Heissig 1953, c. 1–29, 493–536] и ойратского Зая-пандиты [Сазыкин 1999, c. 67].

Необычайно распространены были и «послания-пророчества», в которых предвещалось наступление тяжелых времен и давалось наставление о пользе и спасительной силе учения Будды. Среди авторов пророчеств чаще всего указаны высшие иерархи буддийской церкви Тибета и Монголии. Распространялось в рукописном виде также пророчество, авторство коего приписывается Чингис-хану. Это послание, характерной особенностью которого являются весьма заметные антикитайские настроения, в отличие от ламских посланий, значительно реже встречается в монгольских рукописных коллекциях. В настоящее время обнаружены всего три рукописи «повеления» Чингиса, одна из которых находится в коллекции библиотеки Венгерской Академии наук в Будапеште [Sarközi 1992, c. 67–71], а две других — в фонде Института [№ 4491, 4501; Сазыкин 1993]. В период подъема национально-освободительного движения в Монголии в начале ХХ в. появилось послание монгольского Хухэн-хутухты, вовсе лишенное пророческого элемента и посвященное исключительно критике упадка нравов в Цинской империи [№ 4610; Sazykin 1998].

«Послания-наказы» и «послания-пророчества» можно найти в других зарубежных коллекциях монгольских рукописей и ксилографов. Однако наш фонд, где имеется более 200 рукописей с посланиями высших лам Тибета и Монголии (138 рукописных посланий-пророчеств описаны в монографии А. Шаркёзи, посвященной этому жанру старописьменной литературы [Sarközi 1992]), а также бурятских лам, представляется наиболее перспективным в плане изучения этого жанра монгольской письменной словесности.

Несомненный интерес представляют образцы географической литературы, включенные в фонд. Среди них 12 рукописей и пекинских ксилографов (в том числе и редких) с описанием монастырей и буддийских святынь на Утайшань, а также 10 рукописей с описаниями путешествий к святым местам Тибета, Непала и Индии [Сазыкин 1994]. Самое раннее путешествие, описание которого имеется в фонде, было совершено в XVIII в. бурятским хамбо-ламой Доржи-Заяевым [№ 1631, 1632, 2342; Позднеев 1900, c. 34–37; Сазыкин 1989]. Остальные были предприняты в конце XIX — начале ХХ в. бурятскими паломниками Лубсан Миджид-Дорджи [№ 1635–1637; Sazykin, Yondon 1985], Лудуб Андагаевым [№ 1638, 1640], Гончок-Джап Зангияином [№ 1639]. Есть в фонде и записки о путешествии в Тибет бурята по имени Доржи, предпринятого в 1874–1875 гг. не с целью поклонения святыням Тибета, а для сопровождения в Монголию нового (восьмого) хубилгана Джебцзун Дамба-хутухты [№ 1634; Сазыкин 1990].

Многообразна специальная практическая литература. Например, медицинской тематике посвящены не менее 130 ед. хр. Чаще всего встречаются пекинские и бурятские издания монгольских переводов двух основных трактатов тибетской медицины: «Чжуд-ши» [№ 1529, 1530; Позднеев 1908] и «Лхантаб» [№ 1551–1553], а также рукописные копии и выписки из этих сочинений. Здесь же находим пособия по диагностике болезней, справочники (руководства о способах кровопускания, иглотерапии и прижиганий), многочисленные фармакопеи.

Обширен и разнообразен раздел «Филология». Грамматики монгольского языка представлены преимущественно ксилографированными изданиями и рукописями двух сочинений: «Комментария к „Джирухэну толта“» [№ 1329–1340; Балданжапов 1962] и «Хэлэну чимег» («Украшение речи») [№ 1342–1346; Балданжапов 1962а]. Есть также учебники, разговорники и значительное число печатных и рукописных азбук монгольского и тибетского языков.

Наибольший интерес в этом разделе представляют все же словари. Среди четырех десятков наименований в основном тибетско-монгольских словарей есть пекинские и бурятские издания, причем словари «Источник мудрецов» и «Лучи луны» представлены одновременно и пекинским, и бурятским изданиями [4]. Наличие нескольких экземпляров одного издания словаря позволило сделать интересные наблюдения, касающиеся деформации досок, с которых печатались одни и те же листы ксилографов на протяжении двух веков [Яхонтова 2014; Yakhontova 2015a]. В собрании довольно много рукописных копий словарей и их частей преимущественно XIX в., что показывает востре-бованность справочной литературы такого рода в этот период [Яхонтова 2014б]. Имеются в фонде и раритеты, в числе которых тибетско-маньчжурско-монгольский словарь «Мэргэд гарху-йин орон» («Источник мудрецов») [№ 1493], пятиязычное пекинское [№ 1506] и трехъязычное бурятское [№ 1498; Triglotte 1859] ксилографированные издания краткой редакции терминологи-ческого словаря «Махавьютпатти» [5], монгольский ксилограф четырехъязычного тематического словаря [№ 1505], интересный рукописный пятиязычный словарь имен будд и бодхисаттв [№ 3971] и уникальная ойратская рукопись словаря поэтических выражений (эпитетов) в переводе Зая-пандиты Намхай-Джамцо [№ 3972; Яхонтова 2010].



Сочинения по астрономии на монгольском языке в фонде ограничиваются единственным пекинским изданием перевода китайского астрономического трактата [№ 1657] и тремя краткими выписками из астрономических сочинений. К этой тематической рубрике примыкают руководства по составлению календарей и сами календари. В фонде хранятся девять пекинских ксилографированных календарей, самый ранний из которых относится к 1722 г. [№ 1669], и более двух десятков бурятских рукописных и литографированных календарей на годы первой четверти XX в.

Календари, и в особенности пекинские издания, содержат обычно астрологические прогнозы. Существуют и отдельные астрологические справочники. Некоторые из них были даже изданы в Пекине ксилографическим способом [№ 1728–1730]. Чаще все же астрология включена в сборники наряду со всевозможными гаданиями и приметами. Первые рукописные экземпляры сборников поступили в АМ уже в составе первой коллекции И. Иерига. Затем старая часть фонда пополнилась еще не менее чем 150 рукописями и ксилографами, включающими астрологические и гадательные тексты, среди которых есть рукопись XIV в. из коллекции П.К. Козлова, содержащая монгольский гадательный текст и записанные по-китайски медицинские рецепты [№ 2177]. Значительно большее число подобных рукописей поступило в составе коллекции Q, и в результате количество образцов этого вида практической литературы теперь превышает 500 экз. [№ 1715–2153; 2349–2380].

Поразительно разнообразна тематика этого самого обширного раздела фонда. Среди рукописей, доставленных из самых разных областей расселения монгольских народов, находим гадания о судьбе новорожденного, заболевшего и умершего человека, о свадьбе, о времени отправления в дорогу и о благоприятных для торговли днях. Многие рукописи содержат гадания о счастливых и несчастливых днях, месяцах и годах, о наиболее подходящем времени для валяния войлока, шитья одежды, стрижки и кастрации скота, постройки жилища и т.д. Есть немало сборников плохих примет и толкований сновидений.

Монгольский фонд ИВР РАН — одно из богатейших собраний монгольских рукописей и ксилографов, в котором отражены практически все области письменной культуры монгольских народов. В фонде имеется немало редких и ценных для науки памятников монгольской письменности, часть которых уже введена в научный оборот. Но еще очень многое предстоит сделать. И в будущем еще не одно поколение монголоведов с благодарностью вспомнит своих предшественников, потрудившихся разыскать и доставить в АМ — ИВР эти сокровища.

Монголоязычные документы XIII–XVI вв.

Спектр памятников времен Монгольской империи (1206–1368) и господства династии Юань в Китае (1271–1368) достаточно широк и включает эпиграфику, образцы буддийской и конфуцианской литературы, различные официальные документы, пайцзы, ассигнации. В этих памятниках помимо ценнейших сведений о различных сторонах жизни той эпохи отражены особенности старого письменного монгольского языка древнего (XIII — начало XIV в.) и среднего периода (начало XIV — вторая половина XVI в.) по классификации Б.Я. Владимирцова. В течение первого из них заимствованное монголами уйгурское письмо употреблялось практически без изменений, затем начертание отдельных знаков и почерки постепенно менялись, что привело к формированию нового письменного языка (конец XVI в.).

До наших дней дошло ограниченное количество документов и книг, относящихся к той эпохе, их основная масса сосредоточена в собраниях учреждений Китая и Германии (Берлинская Турфанская коллекция). Ряд памятников хранится в ИВР РАН: это прежде всего несколько фрагментов, привезенных экспедицией П.К. Козлова из «мертвого» города Хара-Хото (разва-лины тангутского города Эдзина), и документы из коллекции Н.Н. Кроткова, обнаруженные в Восточном Туркестане. Эти памятники неоднократно исследовались и издавались отечественными и зарубежными учеными (Д. Кара, Н.Ц. Мункуев и др.). Тем не менее, перед исследователями еще стоит задача идентификации того или иного произведения или оригинала, с которого был сделан перевод на монгольский язык (как в случае с фрагментом ксилографа G 110, л. 1r).

А.Г. Сазыкин
(текст подготовлен Н. С. Яхонтовой) [6]

Примечания