21 июня 2012 г. состоялось очередное заседание Совета молодых ученых ИВР РАН в рамках научного семинара «Текст в культурах Востока». Тема заседания — «Культура комментирования восточных текстов».

В заседании приняли участие следующие молодые ученые ИВР РАН: к. ф. н. А. В. Зорин, к. ф. н. В. П. Иванов, Д. А. Носов, М. А. Редина, С. Ю. Рыженков, А. А. Сизова, А. Э. Терехов, к. и. н. С. Х. Шомахмадов, к. и. н. В. В. Щепкин.

На заседании прозвучали пять докладов. Предлагаем Вашему вниманию их тезисы.

В. В. Щепкин. Комментарий в японской словесности

Необходимость комментария возникает тогда, когда комментируемый текст попадает или в чужую культуру, или в другую историческую эпоху, когда языковые изменения делают текст или его составные элементы в той или иной степени непонятными. Формирование комментаторской традиции в Японии столкнулось с обеими этими ситуациями.

Первые тексты, написанные на китайском языке и санскрите и привезенные в V―VI вв. в Японию, попадали в бесписьменную на тот момент культуру. Таким образом, японцами усваивалось не только содержание текстов, но и их форма, язык и письменность. С одной стороны, это привело к тому, что образованная часть японского общества восприняла китайский язык лишь как одну из форм своего родного языка. Китайский язык и создание текстов на нем стали неотъемлемой частью образовательного процесса японских чиновников и интеллектуалов, однако он никогда не изучался как иностранный язык. В то же время первые попавшие в Японию из Китая тексты, основную часть которых составляли буддийские, а затем и конфуцианские и даосские трактаты, обладали терминологическим аппаратом, который своей абстрактностью был на тот момент сложен для восприятия новой культурой. Именно комментарий становился тем инструментом, который позволял этим текстам влиться в новую культуру. Комментарии этого периода в целом наследовали формы и принципы того, что в Китае называлось «чжу». Позже, когда конфуцианские тексты обрели в Японии новую популярность в XVII в., традиция комментирования была возобновлена, и порой японские комментарии к китайским классическим сочинениям стоят в одном ряду с их китайскими аналогами.

Если же говорить о собственно японской комментаторской традиции (комментировании текстов, написанных на японском языке), то ее формирование относится уже к XVII в. Объектом комментирования тогда стали тексты VIII―X вв., ставшие уже по прошествии многих веков сложными для адекватного понимания даже внутри своей собственной культуры. Комментарий в этот период был прежде всего филологическим, этимологическим, то есть состоял в поиске исконных значений слов путем изучения их функционирования в древнейших текстах. Комментаторская традиция этого периода, с одной стороны, оказала влияние на формирование японской лингвистической традиции, прежде всего морфологии и фонетики, а с другой, подстегнула развитие идей об уникальности Японии, ставших идеологической основой японского государства уже в следующую историческую эпоху.

А. Э. Терехов. Культура комментария в традиционном Китае

Комментарий занимает крайне важное место в культуре Китая. Не случайно для обозначения этого понятия в китайском языке существует целый ряд терминов (чжуань 傳, чжу 注, цзянь 箋, цзе 解, ши 釋, сюнь 訓, гу 詁 и т. д.). В стране, где на протяжении столетий всякое движение вперед преподносилось в качестве «возвращения к древности», комментирование дошедших из глубины веков книг ценилось значительно выше, чем сочинение чего-то принципиально нового. Приспосабливая вечно актуальные слова «совершенных мудрецов прежних эпох» к меняющейся действительности, комментарии выступали своеобразным мостом между древностью и современностью; они позволяли культуре развиваться, не порывая при этом с древней традицией.

Понятие комментария (чжуань 傳) неразрывно связано с идеей канона (цзин 經) ― можно сказать, что именно наличие комментария делало то или иное сочинение каноническим. Потому неудивительно, что первые комментарии появляются в Китае в период формирования канона (позже названного «конфуцианским») ― в эпоху Чжаньго (V―III вв. до н. э.). С одной стороны, их появление было обусловлено объективными причинами ― архаичный язык канонических сочинений уже тогда был труден для понимания; с другой стороны, необходимо было показать актуальность этих древних книг в данный исторический период и привести их в соответствие с требованиями эпохи.

Наиболее известными из комментариев этого времени стали комментарии к знаменитой «Книге перемен» («И-цзин» 易經) и к летописи «Весны и осени» («Чунь цю» 春秋). Так называемые «десять крыльев» (ши и 十翼) «Книги перемен» ― это восемь комментариев (два из которых поделены на две части), встраивающих изначально мантическое сочинение в более широкий интеллектуальный контекст. Именно благодаря им (в особенности одному из них, «Комментарию привязанных слов» ― «Си цы чжуань» 繫辭傳, ― трактующему канон в натурфилософском ключе), эта книга вошла в число важнейших для конфуцианства сочинений и в конечном итоге даже возглавила их перечень. Для «Весен и осеней» выделяется три канонических комментария, подробно рассматривающих оригинальный текст летописи в поисках сокрытого там смысла. При этом два из них делали акцент на языке, которым была написана эта книга, а один ― на исторических событиях, которые в ней освещались. Таким образом, уже в на этом этапе в китайской культуре наряду с интерпретирующим появились филологический и исторический комментарии.

Пожалуй, наиболее специфическим периодом в истории развития культуры комментария в Китае стала эпоха Хань (206 г. до н. э. ― 220 г. н. э.). Именно в этот период конфуцианство было объявлено государственной идеологией, а лежащие в его основе сочинения получили официальный статус канона. Естественно, это не могло не сказаться на комментаторской традиции: комментарии при Хань росли как вглубь (в рамках одной комментаторской школы), так и вширь (за счет появления новых школ), и в конечном итоге достигали гигантских размеров, в сотни раз превышая объем комментируемого текста. При этом особое внимание в деле толкования и комментирования древних книг придавалось идее преемственности, ― в конечном итоге все комментаторские линии возводились к Конфуцию, который признавался также редактором (а в отдельных случаях даже автором) канонических сочинений.

В то же время параллельно с непрекращающимся ростом авторитета канонических книг расширялось само понятие комментария. Вера в то, что эти сочинения являются средоточием абсолютной мудрости, постепенно привела к тому, что в качестве комментария к ним стали восприниматься все прочие книги; несмотря на то что они могли не иметь никакой видимой связи с каноном, знания, которые содержались в них, воспринимались как разъяснение отдельных аспектов мудрости, сокрытой в тексте канона. Впоследствии, с развитием т. н. «конфуцианского мистицизма», канонические сочинения стали восприниматься уже не просто как средоточие истины, но как абсолютная реальность; соответственно, комментарием к нему становился весь чувственный мир, являющий собой «развертывание» текста древних мудрецов, живое подтверждение истинности того, о чем написано в древних книгах.

В последующие эпохи комментарий отчасти теряет этот мистический ореол и претерпевает ряд изменений. Так, например, неоконфуцианцы XI―XII вв. отрицали ханьскую комментаторскую традицию как не имеющую ничего общего с изначальными идеями Конфуция и обращались напрямую к каноническим сочинениям, тем самым отказываясь от идеи «преемственности», играющей принципиальную роль в предшествующие эпохи. Тем не менее, суть комментария как метода постижения мудрости, сокрытой в древних текстах, остается неизменной.

Постепенно на первый план начинают выходить менее тенденциозные комментарии исторического и филологического плана. Долгое время находясь в тени интерпретирующего комментария и выступая в качестве одного из инструментов для идеологической трактовки канонических текстов, в эпоху Цин (1644―1911 гг.) они превращаются в средство для научного изучения древних книг и закладывают основу для новой китайской комментаторской традиции в рамках современных гуманитарных дисциплин.

В. П. Иванов. Комментарий в индийской санскритской традиции

Известно, что характер индийской санскритской комментаторской традиции во многом определяется особым статусом, который имел язык санскрит в индийской культуре. С одной стороны, с древних времен санскрит осуществлял сакральную функцию, представляя собой в сознании носителей этой культуры манифестацию священного знания, «разворачивающегося» в форме вселенской энергии Речи, в которой как содержание, так и форма одинаково значимы. С другой ― через коммуникативную функцию он служил средством передачи информации от одного человека к другому. Все это, вместе с изначально устным характером санскритской словесности и особенностями языкового строя языка, сформировало особый тип текстуального структурирования, в котором каждый последующий (комментаторский) текст (иногда вполне самостоятельное произведение) мыслился как разворачивание, раскрытие, пользуясь теорией информатики ― «декодирование» содержания «свернутого» исходного комментируемого текста (подчас, как считалось, имеющего неавторское, внечеловеческое происхождение).

В зависимости от аспектов раскрываемого смысла в индийской литературной, научной (прежде всего, в грамматической традиции) выделялись такие типы текстов и комментариев к ним (общий термин ― вьякхьяна), которые в общей форме представлены взаимосвязью базового текста (в общем случае ― сутры, имеющие характеристики, информационной насыщенности-краткости, что способствовало легкости их заучивания) и первичного комментария (в общем случае тип комментария ― бхашья).

Индийскими методологами выделялись пять первичных функций комментария: вычленение из текстового потока отдельных словоформ (пада-чхеда), изъяснение их смыслов (падартхокти), анализ композит (виграха), анализ структуры текста (вакьяйоджана), устранение противоречий (акшепешу самадханам). В зависимости от жанра текста, необходимости осветить тот или иной аспект содержания (что часто определялось междисциплинарной полемикой) текст мог породить череду (как правило связанных между собой) комментариев, по названию которых можно судить об их характере. Так, индийской традицией выделяются типы комментариев: варттика, вритти, тика, прадипа, пракаша, удьотана, гудхартха, татпарья, вивека, парикша, дарпана и многие другие.

А. В. Зорин. О месте комментаторской традиции в религиозной культуре Тибета

Традиция комментирования занимает важнейшее место в литературе и монастырской культуре Тибета. Различные виды комментариев к религиозному тексту были заимствованы тибетцами из индийской литературы и практики. Особое место занимает устный комментарий, до недавнего времени остававшийся вне поля зрения академической науки. Между тем это важнейшее явление тибетской культуры, в котором сосредоточился многовековой опыт передачи буддийского знания от учителя (гуру, ламы) к ученикам. В последнее время ученые стали обращаться к этому уникальному типу источников, дающему ключ к пониманию важнейших текстов буддизма.

В российской науке первопроходцем в этой области выступила Р. Н. Крапивина, много лет проработавшая устным переводчиком тибетского учителя — гэше-лхарампы Чжамьянг Кьенцэ. В результате обработки записей лекций этого учителя появились монографии по буддийской гносеологии и по сочинению «Абхисамаяланкара». В обоих случаях речь идет о целой цепочке комментариев, которые в конечном счете восходят к наставлениям Будды. Так, в первом случае мы имеем устный комментарий Чжамьянг Кьенцэ к учебнику по буддийской гносеологии, принадлежащему великому тибетскому ученому к. XVII — н. XVIII в. Чжамьянг Шепе I; этот учебник является изложением второй главы сочинения «Праманаварттика» Дхармакирти, которая в свою очередь считается комментарием к вводной строфе сочинения «Праманасамуччая» Дигнаги; оба названных текста являются основными по предмету буддийской логики, причем сочинение Дигнаги в буддийской традиции считается, хотя и не комментарием к сутрам самого Будды, но компендиумом его высказываний по этой теме. Во втором случае лекции современного тибетского учителя базируются непосредственно на сочинении «Абхисамаяланкара», являющемся основным текстом по предмету праджняпарамиты в буддийских монастырях Тибета, но при этом излагают его с опорой на обширный круг комментаторской литературы, как индийской, так и тибетской. Сам же названный текст, который, как считается, был передан учителю Асанге бодхисаттвой Майтреей, признается комментарием к одной из важнейших сутр Махаяны под названием «Праджняпарамита в двадцати пяти тысячах строф». Как отмечает Р. Н. Крапивина во введении к лекциям по «Абхисамаяланкаре», только трактаты Нагарджуны по мадхьямаке вместе с этим сочинением рассматриваются в традиции школы гэлук (начиная с ее основателя Чже Цонкапы) как самостоятельные фундаментальные комментарии к сутрам Праджняпарамиты: «первые раскрывали прямой предмет сутр Праджняпарамиты — пустоту…, второе раскрывало скрытый предмет сутр Праджняпарамиты — … путь достижения состояния пробуждения и предельной нирваны» [Украшение из постижений (I—III главы): Изучение пути махаяны в Гоман-дацане тибетского монастыря Дрэпун / Перевод с тибетского, предисловие, введение и комментарий Р.Н.Крапивиной. СПб.: «Наука», 2010. C. 53].

Таким образом, как видно из приведенных примеров, вся буддийская литература, появившаяся после Будды Шакьямуни, трактуется в сущности как комментаторская.

А. А. Сизова. Классификации комментариев в тибетской литературной традиции

На почве буддийской традиции сформировалась развитая комментаторская литература. Необходимость комментировать слово Будды, считающееся совершенным, объясняется тем, что буддийское учение предстает перед каждым из адептов именно в той форме, которая более всего подходит отдельно взятому индивиду. Отсюда проистекает разнообразие комментаторской литературы и процессов, происходящих с комментируемыми текстами (развертывание или схематизация, прояснение или затемнение смыслов).

Существует несколько типов классификаций комментаторской литературы, сложившихся в рамках тибетской традиции. Самой общей классификацией является деление комментариев на «смысловые» (don ’grel) и «пословные» (tshig ’grel). Однако, к примеру, такой вид комментариев, как аннотации (mchan ’grel), может относиться к обеим категориям.

Тибетский историк и кодификатор Будон Ринчендуб (1290―1364) предложил делить комментарии на «развернутые» (rgya cher ’grel), «пословные» (tshig ’grel), комментарии сложных для понимания мест текста (dka’ ’grel), синопсисы (bsdus don kyi ’grel) и сугубо лексические комментарии (ngag don tsam gyi ’grel).