4 мая 2011 г. состоялось очередное заседание Совета молодых ученых ИВР РАН в рамках научного семинара «Текст в культурах Востока». Тема заседания — «Жанры в восточной литературе».

На заседании были заслушаны сообщения следующих молодых ученых и аспирантов ИВР РАН: к.и.н. С. Х. Шомахмадова, к.ф.н. В. П. Иванова, М. A. Рединой, В. В. Щепкина, Д. А. Носова, к.ф.н. А. В. Зорина.

Предлагаем Вашему вниманию тезисы выступлений.

С. Х. Шомахмадов. Проблемы жанровой атрибуции буддийской нарративной литературы (на примере хотанской рукописи «Авадана о ганди» из коллекции ИРВ РАН)

В коллекции центральноазиатских рукописей Института востоковедения (ИВР РАН) хранятся рукописи, собранные в последней четверти XIX века в Восточном Туркестане российским консулом в Кашгаре Н.Ф. Петровским, который все найденные им древние рукописи и фрагменты рукописей отправлял в Азиатский музей Академии наук в Санкт-Петербург. Одной из первых находок Петровского была рукопись буддийской аваданы “Аджитасена-вьякараны”, которую Ольденбург назвал “Аваданой о gandi”, т.е. о колокольчике, что созывал монахов на собрания. Вероятная датировка рукописи – V – VII вв.

Содержание хотанской рукописи кратко сводится к следующему. Прибыв в город Шравасти, Бхагаван Будда Шакьямуни направился к дому бедной девушки-прачки, которая по причине своей крайней бедности не могла достойно принять столь дорогого гостя. В отчаянии она схватила нож и уже хотела покончить жизнь самоубийством, как перед ней явилось божество, дав ей все необходимое для достойной встречи – богатую одежду и роскошную пищу. Оказав подобающий прием, девушка спросила Будду о причинах своей обездоленности, и тот ей поведал, что нынешнее и все предыдущие рождения в бедноте – это кармическая плата за отказ подать милостыню странствующему монаху. Но отныне, добавил Бхагаван, ее пребывание в постоянной нужде заканчивается, предсказал ей смерть через шесть дней и последнее рождение мужчиной в семье правителя Магадхи – Аджитасены. Вернувшись из города, Будда прочел монахам проповедь о звуках гонга, которые должны всегда напоминать об этом случае.

По прошествии шести дней, когда девушке настало время родиться мужчиной в семье правителя Магадхи, туда направился ученик Будды – Нандимитра, который на глазах у Аджитасены продемонстрировал сверхъестественные, риддхические, способности, именуемые ‘викирина’ («разделение») , разобрав свое тело на отдельные члены, оставаясь при этом живым, в состоянии глубокой медитации. Поразившись увиденному, Аджитасена проникся учением Будды, передал бразды правления старшему сыну и удалился от дел. На этом текст рукописи обрывается.

Для корректного определения жанровой принадлежности рукописи Н.Ф. Петровского необходимо кратко изложить стилистические особенности основных жанров буддийской нарративной литературы: сутр, авадан, джатак.

Все три вида текстов относятся к так называемым «двенадцати ‘анга’» (aïga – (санскр.) «часть»), классификации буддийских канонических текстов. Помимо сутр, авадан и джатак в эту классификацию входят такие жанры буддийской литературы, как джейя (geya), вьякарана (vyаkarana), гатха (gāthā), удана (udāna), нидана (nidāna), итьюкта (ityukta), вайпулья (vaipulya), абхутадхарма (abhutadharma) и упадеша (upadeša).

Сутра (санскр. – «нить») – текст, построенный в форме беседы-наставления и представляющий собой проповедь, приписываемую традицией авторитету основателя вероучения – Бхагавану Будде. Тексты сутр, рассчитанные на восприятие широкой и неоднородной по степени образованности аудитории, изложены в форме нарратива, изобилующего специфически буддийской метафорикой, и не претендуют на систематическое изложение религиозной доктрины. В них дается разъяснение основных положений вероучения, снабженное яркими и запоминающимися сюжетами, вводится набор специфически буддийской лексики, которая лишь с ходом времени получила свое строгое теоретическое обоснование в комментаторской традиции третьего раздела канона – Абхидхарма-питаки и в религиозно-философских сочинениях, принадлежащих к постканонической традиции.

Характеристика сутры как проповеди подразумевает наличие непосредственно проповедующего лица и аудитории, внимающей нарратору. В сутрах проповедь ведется от лица Бхагавана, а круг слушателей – как правило, ближайшие ученики Будды. Отличительной чертой является наличие в сутрах повторов, которые построенны по мнемоническому принципу и способствуют лучшему запоминанию текста с последующим его дословным воспроизведением. После того, как ученики заучивали текст, учитель приступал к комментированию сутры.

Термин авадана (‘avadāna’; пал. – ‘apadāna’) принято переводить как «сказание о героических деяниях». Имеется ввиду повествование о благочестивых деяниях и благородных поступках, иногда – самопожертвовании, и отражении их на последующих воплощениях совершивших их существ. Нарратив условно делится на три части: сперва излагается настоящая ситуация; затем – обстоятельства в прошлом, обусловившие существующий ход событий; предсказание будущего и заключительное поучение, устанавливающее тождество действующих лиц «повествования о прошлом» и «повествования о настоящем». Стиль авадан также характеризуется канонической строгостью, отличительной чертой которой являются постоянные повторения начальных и заключительных фраз, описания событий и характеристики персонажей, что может быть сопоставлено с мнемоническим приемом, характерным для сутр.

Этимологически термин ‘avadāna’ может быть проинтерпретирован и как повествование о большой религиозной заслуге, равно как и история обретения этой заслуги. Такой благодетельный акт может состоять и в самопожертвовании, и в простом почитании Бхагавана, подношении монаху пищи и одежды, предоставлении страннику прибежища, поклонении ступам и т.д. Действительно, в четвертом томе «Энциклопедии Абхидхармы» указывается, что санскритское ‘-dāna’ (вторая часть двусоставного слова ‘ava-dāna’) означает одно из трех, наряду с добродетелью и созерцанием, достойных действий – даяние, акт благодетельного дарения. Таким образом, термин ‘avadāna’ можно перевести, как «[Повествование о] достойном (благодетельном) деянии». Именно в таком ключе, в смысле религиозного подвижничества как истинно героического деяния, на наш взгляд, следует трактовать термин ‘авадана’.

Примечательно, что одно из слов, составляющих название текста – ‘вьякарана’ в буддийской литературе означает предсказание, с произнесения которого начинается вступление бодхисаттвы в «сферу жертвенности» (авадана). Так, брахман Сумедха услышал пророчество о том, что через бесчисленное множество лет он придет в этот мир буддой по имени Шакьямуни, после того, как совершил подношение цветов Будде Дипанкаре. Согласно буддийской традиции, до Шакьямуни было двадцать четыре Будды, первым из которых был Дипанкара.

‘Jātaka’ – (санскр.) «[История о] прежних рождениях», повествования о прошлых рождениях Бхагавана Будды. Всего насчитывается 547 джатак. Отличительной особенностью джатак может служить чередование прозы и стихотворной формы – гатх (санскр – ‘gāthā’). Структурно каждая джатака насчитывает три части: введение, излагающее обстоятельства, побудившие Будду рассказать данную историю; затем сама притча (собственно, джатака), отсылающая слушателя к далекому прошлому – одному из давних рождений Будды, когда он был Бодхисаттвой; и, наконец, отождествление героев рассказанной истории с Буддой и его слушателями.

Тем не менее, однозначно определить тот или иной нарратив как сутру, авадану или же джатаку бывает весьма проблематично. Присутствие в тексте какого-либо жанрового отличительного признака не гарантирует однозначного атрибутирования. Один и тот же сюжет, практически без изменений, может «мигрировать» из сутры в джатаку или авадану. Так, например, Ними-джатака («Джатака [о царе по имени] Ними») является инвариантом палийской Макхадэва-сутты («Сутры [о царе по имени] Макхадэва»), (в то время как Макхадэва-джатака является квинтэссенцией обоих сюжетов), а Махасудассана-ападана схожа с «одноименной» Махасудассана-суттой, в которой, кстати, также присутствуют гатхи, что, таким образом, сближает по жанру эту палийскую сутру с джатаками.

Наличие таких общих стилистических черт, как вступительная мангала-шлока, зачин «Так я слышал…» и многократные повторения доктринально значимых фрагментов текста (мнемотехнический прием) затрудняют точное проведение различий между сутрой и аваданой. Даже оформление нарратива в виде проповеди, что является отличительной особенностью сутры, также не гарантирует однозначного атрибутирования – так, например, и в «Джатаке [о царе по имени] Ними» основное повествование так же, как и в Макхадэва-сутте, обрамлено беседой-проповедью, состоявшейся между Бхагаваном Буддой и его ближайшим учеником Анандой.

Более того, в монографии «История буддийской санскритской литературы» Дж. К. Нариман говорит о тождественности (в терминологии Наримана – синонимичности) терминов ‘авадана’ и ‘джатака’, указывая на то, что Джатакамалу Арья Шуры также называют ‘Бодхисаттва-аваданамала’. Также Нариман обнаруживает ряд схожих черт, сближающих махаянскую Сутра-аламкару и Джатакамалу с текстами жанра авадан.

Учитывая вышеизложенное, возможно предположить, что исследуемая рукопись больше отвечает особенностям жанра авадан: условное деление сюжета на три блока – «рассказ о настоящем» (пришествие Будды в Шравасти и визит к девушке-прачке), повествование о событиях далекого прошлого, приведших к нынешнему состоянию дел (разъяснение Бхагавана о причинах бедности девушки, вызванной греховными поступками в прошлых жизнях) и предсказание о том, что девушке предстоит последнее рождение мужчиной в знатной семье. И видится вполне допустимым, что рукопись Н.Ф. Петровского является аваданой на сюжет, представленный в Аджитасена-вьякаране, или же это – инвариант той же сутры. Однако, повторимся, решение данного вопроса требует более детальной проработки.

В. П. Иванов. Жанр в древней санскритской литературе

Говоря о жанрах санскритской литературы, особенно в ее древнейший период, следует специфицировать понимание текста в индийской культуре. Сделать это возможно, сопоставив его с общепринятым западным подходом. В западной культуре понятие литературного жанра сложилось под влиянием античности и восходит к «Поэтике» Аристотеля, в которой впервые встречается представление о трех жанрах (собственно, «родах») литературных произведений. В основание этой классификации было положено учение о мимесисе – «подражании» натуре, которое есть сама суть искусства слова. Таким образом, текст понимался как опосредование между субъектом (автором) текста и неким отображаемым (т.е. которому «подражают») содержанием. По степени сопричастности подражающего подражаемому (от позиции отстраненной до позиции непосредственного участника) выделялись, соответственно, эпос, лирика, драма. Автор и текст, таким образом, мыслились как отдельные сущие.

Индийская классификация древнего пласта литературы (речь идет, прежде всего, о текстах канона Шрути) опиралась на принципиально иной взгляд на текст. Текст Шрути (в контексте Индии речь идет, разумеется, об устной традиции) понимался как нечто изначально единое с сознанием, проявляющего его. Проявляемое же мыслилось как священное «Знание» – собственно Веда. Это знание в индийской культуре было слито с ритуальным действием, и изначальное членение текста Веды выражало особенности функционирования его в ритуале. Четыре самхиты – Риг-, Яджур-, Сама- и Атхарва-веда распределялись по разрядам жрецов, участвующих в ритуале; членение на мантры и брахманы опиралось на характер проявления текста (произнесения сакральных формул вслух или промысливания их содержания). Обслуживающие Веды «научные» тексты (фонетика, грамматика и т.д.) мыслились как «части тела» (веданги) единого корпуса Знания, разворачивающие последнее в том или ином его аспекте. Этот древний взгляд на текст сохранялся и в последующие эпохи, и, как представляется, отражен в жанровой специфике позднейшей научной литературы санскритских шастр. Центральное, «ядерное» знание как правило представлено жанром сутр. Жанры комментаторской литературы – различные уровни проявления того же текста-знания.

М. А. Редина. Жанры литературных произведений древней Месопотамии

Современные понятия «литературных жанров» плохо применимы к клинописным текстам. Литература в нашем понимании этого слова в Месопотамии представлена очень немногими произведениями. Важнейшими из них являются эпосы (о Гильгамеше и Этане), мифы, сказки и сборники пословиц. Кроме того, к литературным текстам причисляют также так называемые «классические сочинения» – сборники «ученых текстов» и лексические списки. Корпус «ученых текстов» состоял из больших сборников, включавших в себя последовательность параграфов с идентичной структурой. Первая часть такого параграфа содержит утверждение, вторая – следующий из него вывод. Их содержание, как правило, посвящено медицинской тематике, гадательным и магическим практикам или законам. Лексические списки представляют собой перечисление шумерских слов, сгруппированных согласно определенной тематике (например, названия животных или растений), к каждому из которых приведен перевод на аккадский язык. Их появление связано с шумеро-аккадским двуязычием.

В. В. Щепкин. Жанры в японской литературе

До начала активных контактов со странами Запада и европейского влияния в Японии практически не предпринималось попыток осуществить классификацию жанров родной литературы. В период Эдо (1603-1867) в рамках школы «национальной науки» началось изучение древнейших памятников японской словесности, но основным объектом исследования оставалось содержание, а не произведение как жанр. Было развито также «книговедение», но в его рамках исследовались прежде всего история того или иного текста, его списки, авторство и время создания, а не жанровая принадлежность. Таким образом, классификация японской литературы по жанрам осуществлялась уже в конце XIX – начале XX вв. Однако названия жанров не стали выдумкой литературоведов или калькой с европейских аналогов. Большую роль в этом процессе сыграло понятие «маркера».

В названиях произведений японской литературы в большинстве случаев имелся некий показатель, «маркер», наделявший произведение теми или иными содержательными или структурными особенностями. Пожалуй, одним из наиболее распространенных маркеров был «моногатари» («повествование о вещах»). Таким показателем наделялись самые разные по размеру и содержанию произведения: сказки («Такэтори-моногатари»), романы («Гэндзи-моногатари»), военные повести («Хэйкэ-моногатари»), однако общим для всех них являлось помещение основного повествования («истории» - видимо, так можно универсально перевести слово «моногатари») в уста некоего рассказчика, тем самым избавив произведение от явного «авторства». Сам глагол «катару» в слове «моногатари» намекает на изустную передачу произведений, наделенных этим маркером.

Существовали также специальные показатели для сугубо письменных жанров. Таковым был, например, маркер «ки» – «записки»: им наделялись многие исторические хроники (начиная с «Кодзики» и «Нихон сёки»), получившие распространение с эпохи Хэйан дневники («никки»). Начиная с «Записок у изголовья» («Макура но соси») в названиях часто встречался показатель «соси» («черновик»), который позже стал сопровождать целые жанры: «укиё-соси» (рассказы о бренном мире), «отоги-дзоси» (развлекательные рассказы) и т.д. В эпоху Эдо появились также такие жанры как «ханасибон» (сборники анекдотов) и «ёмихон» («книги для чтения» – как противоположность богато иллюстрированным книгам – о воздаянии за добро и возмездии за зло), маркер в названиях которых – «хон» – свидетельствовал об их изначальной нацеленности на печатную публикацию и массового читателя.

Многие специфические жанры появлялись в силу их практической необходимости. К таковым можно отнести, например, жанр буддийской литературы «сэцува» - короткие рассказы, имевшие целью распространение буддийского учения среди простолюдинов. Это могли быть сюжеты из жизни Будды или поучительные истории о воздаянии простым людям за хорошие или плохие поступки.

Д. А. Носов. Проблема жанра в средневековой монгольской литературе

В сообщении была изложена жанровая система монгольской средневековой литературы, основу которой составляет монгольский перевод свода буддийских канонических текстов – Ганджур, а также сборник комментариев к ним – Данджур. Помимо текстов религиозного характера и комментариев к ним в монгольской литературе присутствуют и самобытные жанры. Они составляют прежде всего корпус исторических текстов (жанр tobči/товч – «история»), а также различные стихотворные жанры, пришедшие в письменную литературу из фольклора (surγal/сургаал – «поучение», maγtaγal/магтаал – «восхваление», γasiγudal/гашуудал – «плач»). В сообщении отмечалось, что жанровые термины во многих случаях имеют характер маркёра и весьма отличающиеся друг от друга произведения могут быть обозначены как принадлежащие к одному и тому же жанру.

А. В. Зорин. Формирование жанров тибетской литературы

Формирование тибетской литературы и ее жанров во многом протекало в русле более широкого процесса заимствования североиндийской формы буддизма как религиозно-философской системы, отраженной в колоссальном по объему массиве текстов.

Допустимо сравнить ситуацию в Тибете при принятии буддизма с тем, что происходило в Древней Руси при принятии христианства из Византии. В обоих случаях имело место насаждение сверху чужеродной религии с развитой идеологией и культом на почву, где преобладали языческие верования. Внедрение новой религии сопровождалось созданием письменности и зарождением литературы на базе переводов с языка народа-просветителя.

Переводная литература служила образцом, каноном: туземные авторы старались копировать канонические тексты, избегая привносить в свои сочинения что-либо новое и нетрадиционное. Таким образом, «не только отдельные тексты, но целые культуры» (русская и тибетская) осмысляли себя «как ориентированные на канон», по выражению Ю.М.Лотмана.

Безусловно, было бы неправильно говорить о том, что тибетцы целиком заимствовали систему жанров у индийцев. Во-первых, о Тибете и Индии можно сказать то же, что о Древней Руси и Византии, которые стояли на разных стадиях общественного развития, и поэтому некоторые жанры, даже если они были представлены в переводах, в Тибете практически не прижились либо получили развитие лишь в позднее время (например, драма). Во-вторых, преимущественный интерес со стороны тибетцев к буддизму оставлял за скобками ортодоксальную индийскую традицию с ее более богатой художественной литературой. В-третьих, целый ряд жанров появился в Тибете самостоятельно, например, истории религии («чойчжунг», тиб. «chos ’byung»), записи достигнутого («топъик», тиб. «thob yig») и т. д.

Так же как в Древней Руси, появление жанров тибетской литературы во многом было обусловлено практическим применением. Жанры часто создавались для использования в четко определенное время, при определенных обстоятельствах и т. д. Кроме того, по словам Д.С. Лихачева, «древнерусские жанры были хорошо организованы в том отношении, что они обычно декларативно обозначались в самих названиях произведений». В равной мере это можно сказать и о тибетской литературе, как, впрочем, и об индийской, где сами названия сочинений позволяют создавать более или менее достоверные классификации жанров.

Однако, при всех сходствах, между тибетской и древнерусской литературами имеется существенное различие, которое заключается в отношении к поэзии. Если в России это понятие появляется лишь в XVII в. (в виде термина «вирши»), а в отношении предшествующего периода можно говорить лишь о противопоставлении текстов произносимых текстам поющимся, то в Тибете представление о стихах как об особой организации литературной речи было заимствовано из Индии вместе с буддизмом.

Следует заметить, что, хотя тибетские авторы не разрабатывали такое понятие, как «жанр», все же представление о делении литературы на виды зафиксировано, например, в труде Бутон Ринчендупа, который приводит классификацию высказываний Будды на двенадцать разновидностей. Об этом же свидетельствует устойчивое использование соответствующих терминов в названиях сочинений. Из поэтических жанров особенно прочно в этом смысле положение гимнов. Тибетцы не только использовали соответствующий термин по отношению к собственным произведениям, но и, при составлении буддийского канона, выделили часть гимнографических произведений в особый раздел. Это показывает, что тибетцами ясно понималось своеобразие данного вида литературы.